— Ничего не поделаешь, — остановил его Бейли. — Клусарр сейчас работает?
— Да, инспектор.
— В таком случае, дайте мне поводок. И если Клусарра не окажется на месте, нам придётся разговаривать при других обстоятельствах.
Прескотту стало не до улыбок. Он пробормотал:
— Сию минуту, инспектор.
«Поводок» был настроен на вторую секцию отдела ЦГ. Бейли понятия не имел о значении этих слов, да его это и не интересовало. Он знал, что «поводок» приведёт его туда, куда нужно. Это оригинальный маленький аппарат легко помещается в ладони и обладает способностью быстро нагреваться или охлаждаться в зависимости от того, идёте вы в правильном направлении или отклоняетесь от него. Чем ближе вы к цели, тем теплее становится «поводок».
Для новичка «поводок» с его едва заметными колебаниями температуры почти бесполезен: горожане же все, за малым исключением, прекрасно справляются с ним. Испокон веков дети увлекаются игрой в прятки с игрушечными «поводками» в коридорах школьного горизонта. («Поводок, поводок, приведи в уголок». «Горячо, горячей. Поводок всех умней».) Издавна привыкший им пользоваться, Бейли без труда нашёл правильный путь среди лабиринта каких-то громоздких сооружений. Когда через несколько минут он оказался в большой, ярко освещённой комнате, «поводок» нагрелся до предела.
— Фрэнсис Клусарр здесь? — спросил Бейли у ближайшего у нему работнику.
Тот кивком головы показал ему на человека в другом конце комнаты, который встал со своего места и начал снимать с себя передник. Он был среднего роста, с молодым, хотя и в глубоких морщинах лицом и начинающими седеть волосами. У него были большие узловатые руки, которые он не торопясь вытирал селлетексовым полотенцем.
— Я Фрэнсис Клусарр, — сказал он.
Бейли бросил взгляд на Р. Дэниела. Робот кивнул.
— О'кей, — сказал Бейли. — Где мы сможем поговорить?
— Место-то найдётся, — медленно ответил Клусарр, — да вот только смена у меня кончается. Может быть, завтра?
— От сегодня до завтра пройдёт слишком много времени. Давайте лучше сейчас, — возразил Бейли и протянул ему своё удостоверение.
Руки Клусарра не дрогнули, он продолжал методично вытирать палец за пальцем.
— Не знаю, как у вас в полиции, — холодно сказал он, — но здесь нам дают на еду три четверти часа, и ни минуты больше. С 17:00 до 17:45. Не хочешь, не ешь совсем.
— Не беспокойтесь, — настаивал Бейли. — Я попрошу, чтобы вам принесли сюда.
— Так, так, — невесело сказал Клусарр. — Прямо как аристократу или полицейскому чину. А что ещё? Может, отдельную ванну примем?
— Отвечайте на вопросы, Клусарр, — сухо ответил Бейли, — а шуточки приберегите для своей подружки. Так куда мы пойдём?
— Если хотите, пошли в весовую. Вас это устраивает? Только мне не о чём с вами говорить.
Весовая представляла собой квадратную, снежно-белую комнату, с лучшей, чем в соседнем зале, вентиляцией. Вдоль стен под стеклянными колпаками стояли ряды тонких электронных весов с электронными манипуляторами. В колледже Бейли пользовался более простыми моделями. На одной из них, которую Бейли узнал, можно взвесить даже миллиард атомов.
— Мне кажется, здесь нам не помешают, — заметил Клусарр, когда они вошли в комнату.
Бейли что-то буркнул в ответил и повернулся к Р. Дэниелу.
— Пожалуйста, пойдите и распорядитесь насчёт обеда. И подождите снаружи, пока его не принесут.
Когда Р. Дэниел вышел он обратился к Клусарру:
— Вы химик по профессии?
— С вашего позволения, я зимолог.
— Разве это не одно и то же?
Клусарр высокомерно взглянул на него.
— Химики только и возятся со своими вонючими реактивами, а от нас, зимологов, зависит жизнь нескольких миллиардов людей. Я — специалист по дрожжевым культурам.
— Ну, ладно, ладно, — согласился Бейли.
Но Клусарра нельзя было остановить:
— Эта лаборатория обслуживает всю компанию «Нью-Йорк Йист». Каждый час, каждый день мы, как проклятые, выращиваем для неё сотни дрожжевых штаммов. Мы исследуем и изменяем из питательные свойства. Мы следим за их ростом. Мы меняем их генетику, создаём новые штаммы, размножаем их, выделяем нужные нам свойства, а потом снова скрещиваем их.
Когда несколько лет назад в Нью-Йорке началась появляться масса клубники, это была не клубника, парень. То была особая сахаристая дрожжевая культура естественного клубничного цвета с ничтожной добавкой ароматических веществ. И мы создали её здесь, в этой комнате.
Двадцать лет назад Saccharomyces olei Benedictae был всего лишь бесполезным штаммом с мерзким привкусом сала. Он до сих пор отдаёт салом, но содержание в нём жира увеличено с 15 до 87 процентов. Если сегодня вы пользовались экспрессом, то знайте, что вся его смазка — это S.O.Benedictae, штамм АГ-7. Создан здесь, в этой самой комнате… Так что я не химик, а зимолог.
Бейли невольно отступил перед бурным натиском собеседника.
— Где вы были вчера вечером между шестью и восемью? — резко спросил он.
Клусарр пожал плечами.
— Прогуливался. Я люблю погулять немного после обеда.
— Вы были гостях или ходили в субэтерикс?
— Нет. Просто гулял.
Бейли поджал губы. Посещение субэтерикса можно было бы проверить по отметке на абонементе Клусарра; встреча же с друзьями повлекла бы за собой очную ставку.
— Значит, вас никто не видел?
— Может быть, кто-нибудь и видел, не знаю. Во всяком случае, знакомые мне не попадались.
— А чем вы занимались накануне вечером?
— Тем же самым.
— Значит, вы не можете представить себе алиби?