— Надеюсь, что нет, Лайдж, но дела ваши плохи. Всем известно, что вы недолюбливали Р. Сэмми. Сегодня с вами разговаривала ваша жена. Она была в слезах, и нам удалось узнать кое-что из того, что она говорила. Сами по себе её слова звучали безобидно, но ведь очень нетрудно смекнуть, что к чему, Лайдж. У вас могло появиться желание заставить его замолчать. К тому же именно вы могли завладеть орудием преступления…
Бейли не дал ему договорить:
— Пожелай я уничтожить все улики против Джесси, стал бы я приводить сюда Фрэнсиса Клусарра? По-видимому, он знает о ней гораздо больше, чем было известно Р. Сэмми. Кроме того, я оказался на энергостанции за восемнадцать часов до того, как Джесси встретилась с Р. Сэмми. Я ведь не ясновидец, чтобы заранее знать, что мне нужно будет уничтожить робота и сделать это именно альфа-излучателем.
— Неплохие аргументы, Лайдж, — заметил комиссар. — Я сделаю всё, что смогу. Мне очень жаль, Лайдж.
— Да? А вы сами верите в мою невиновность, комиссар?
— Говоря откровенно, Лайдж, — медленно сказал Эндерби, — я и сам не знаю, что думать.
— Тогда послушайте, что я думаю. Все это тщательно подстроенная провокация против меня.
Комиссар насторожённо выпрямился.
— Погодите, Лайдж. Не бейте вслепую. Защищаясь таким образом, вы ничего хорошего не добьётесь. Не один отпетый преступник пользовался этим приёмом.
— А я ничего и не добиваюсь. Я просто говорю правду. Меня хотят убрать с пути и не дать раскрыть убийство Сартона. К сожалению, мои друзья-провокаторы немного опоздали.
— То есть как это?
Бейли взглянул на часы. Они показывали 23:00.
— Я знаю, кому невтерпёж засадить меня за решётку, — сказал он. — Я знаю, как убили доктора Сартона и кто это сделал. У меня всего час, чтобы рассказать вам об этом, схватить виновного и закрыть расследование.
Глаза комиссара Эндерби сощурились в недобром взгляде.
— Что вам нужно? Вчера утром у Фастольфа вы уже устроили один спектакль. С нас хватит.
— Я знаю, — кивнул Бейли. — В тот раз я ошибся.
«Потом ошибся ещё раз, — с яростью произнёс он про себя, — но не теперь, тут уж я не ошибусь…»
— Посудите сами, комиссар, — продолжал он. — Допустите, что улики против меня подтасованы, и тогда посмотрим, куда это нас приведёт. Задайте себе вопрос, кто это мог сделать? Видимо, тот, кто знал, что вчера вечером я был в Уильямсбурге.
— Ну ладно. Кто же этот человек?
— Уже в столовой меня начали преследовать несколько медиевистов. Я был уверен, что избавился от них, но, видимо, один из них заметил, что я проходил через станцию. Сделал я это, как вы понимаете, чтобы окончательно замести следы.
Комиссар задумался:
— Клусарр? Он был среди них?
Бейли кивнул.
— Хорошо, мы его допросим. Мы вытянем из него всё, что ему известно. Чем ещё я могу быть вам полезен, Лайдж?
— Подождите. Я хочу убедиться, что вы меня поняли.
— Давайте попробуем разобраться. — Комиссар снова сжал руки. — Клусарр сам или через члена его группы узнал, что вы вошли в Уильямсбургскую станцию. Он решил использовать этот факт против вас и отстранить вас от расследования. Вы это имели в виду?
— Приблизительно.
— Отлично, — оживился комиссар. — Он, естественно, знал, что ваша жена входит в его организацию, а потом рассчитал, что вы побоитесь предать это гласности. Он думал, что вы предпочтёте подать в отставку, чем опровергнуть косвенные улики против себя… Кстати, Лайдж, как насчёт отставки? Я хочу сказать, если дело примет действительно плохой оборот. Мы сумеем замять все это…
— Ни за что на свете, комиссар.
Эндерби пожал плечами.
— Да, так о чём я говорил? Ага, вспомнил. Так вот, по-видимому, через сообщника он достал альфа-излучатель и поручил кому-нибудь уничтожить Р. Сэмми. — Его пальцы слегка постукивали по столу. Не годится, Лайдж.
— Почему же?
— Слишком притянуто. Слишком уж много сообщников. И, между прочим, проверка показала, что у него есть железное алиби на ночь и утро убийства в Космотауне.
— Но ведь я не говорил, что убийца — Клусарр. Это предположим вы, комиссар, — заметил Бейли. — Им может быть любой медиевист. Клусарр лишь один из тех, кого узнал Р. Дэниел. Больше того, я не думаю, что он играет сколько-нибудь важную роль в медиевистской организации. Однако кое-что в нём кажется мне занятным.
— Что именно? — насторожился Эндерби.
— Он заявил, что знает Джесси. Неужели он помнит всех членов организации?
— Трудно сказать. Во всяком случае, Джесси он знает. Может быть, потому, что она жена полицейского или по другой причине.
— И он сразу сознался и сказал, что Джезебел Бейли — член их организации? Именно так и сказал: «Джезебел Бейли»?
Эндерби кивнул:
— Повторяю вам, я слышал это собственными ушами.
— Странная вещь, комиссар. Вам хорошо известно, что Джесси невзлюбила своё полное имя и давно отказалась от него. Это совершенно точно. К медиевистам же она примкнула много позже этого. И никогда не пользовалась полным именем. Как же мог Клусарр назвать её «Джезебел»?
Комиссар покраснел и поспешно ответил:
— О, простите, если так, то он, возможно, назвал её «Джесси». А я механически занёс её в протокол полным именем. В самом деле, так оно и было. Он сказал «Джесси».
— До сих пор вы утверждали, что он сказал «Джезебел». Я несколько раз переспрашивал.
Комиссар повысил голос:
— Уж не хотите ли вы сказать, что я лгу?
— Я подумал, что, может быть, Клусарр вообще ничего не говорил. Я подумал, уж не сочинили ли вы все это сами. Вы знакомы с Джесси лет с двадцати и, уж конечно, знаете её полное имя.